усталости, если она вызвана – кхм – столь возвышающим душу событием.
Крошка Доррит, радуясь его радости, ласково улыбнулась ему.
– Дорогая Эми, – продолжал он, – это событие – кха – может послужить отличным примером. Отличным примером – кхм – для тебя, мое любимое и преданное дитя.
Он помедлил, словно ожидая, что она скажет, но Крошка Доррит, встревоженная его словами, не говорила ничего.
– Эми, – начал он снова, – твоя милая сестра, наша Фанни, сделала – кха-кхм – партию, которая позволяет рассчитывать на увеличение круга наших знакомств и, несомненно, – кхм – укрепит наше положение в обществе. Надеюсь, душа моя, недалек тот день, когда и для тебя сыщется – кхм – достойный спутник жизни.
– О нет, нет! Позвольте мне остаться с вами. Прошу вас, умоляю, позвольте мне остаться! Мне ничего больше не нужно, только быть с вами и заботиться о вас!
Голос ее дрожал, словно от испуга.
– Ну, ну, Эми, – сказал мистер Доррит. – В тебе говорит малодушие и неразумие, малодушие и неразумие. Нельзя забывать, что положение – кха – обязывает. Ты обязана быть на высоте своего положения и всячески – кхм – стараться его упрочить. Что до заботы обо мне, то я – кха – могу сам о себе позаботиться. А в случае надобности, – добавил он после небольшой паузы, – найдется – кха – с Божьей помощью – кхм – кому позаботиться обо мне. Я – кха-кхм – никогда не соглашусь, чтобы ты, дорогое мое дитя, посвятила мне всю свою жизнь, никогда не приму от тебя такой жертвы.
Ах, не поздно ли явилась в нем эта готовность к самоотречению; не поздно ли говорить о ней теперь, любуясь собственным благородством; не поздно ли убеждать себя в том, что это правда!
– Не спорь, Эми. Я решительно не могу согласиться на это. Я – кха – не должен соглашаться на это. Моя – кхм – совесть этого не допустит. А потому, мой ангел, я хочу в этот знаменательный и волнующий день торжественно – кха – объявить тебе, что у меня теперь одно заветное желание и цель: видеть тебя замужем за – кхм – достойным (я повторяю – достойным) человеком.
– О нет, нет! Не надо!
– Эми, – сказал мистер Доррит, – я совершенно уверен, что, если бы мы обратились к мнению особы, хорошо знающей свет, умеющей тонко чувствовать и здраво рассуждать – ну, например, хотя бы – кха – к миссис Дженерал, – она бы сразу подтвердила резонность моих соображений, подсказанных лишь горячей любовью. Но, зная тебя – кхм – из опыта как преданную и послушную дочь, я думаю, что нам нет надобности продолжать этот разговор. Я ведь пока – кхм – никого тебе в мужья не предлагаю, дружочек; у меня даже и на примете никого нет. Мне бы только хотелось, чтобы мы – кха – поняли друг друга. Кхм. Покойной ночи, моя дорогая и теперь единственная дочь. Покойной ночи. Храни тебя Господь!
Если и задумалась хоть на миг Крошка Доррит о том, как легко он готов отказаться от нее теперь, в дни довольства и покоя, собираясь заменить ее второю женой, то сразу же отогнала эту мысль. Верная ему сейчас, как и в те тяжелые времена, когда у него не было другой опоры, кроме нее, она поспешила отогнать эту мысль; и лишь в одном с грустью сознавалась себе в эту ночь смятения и слез: что богатство стало для него мерилом всего – богатство и забота о том, как его упрочить и умножить.
Еще три недели в парадной карете с миссис Дженерал на козлах – а затем мистер Доррит отбыл во Флоренцию, где его ждала Фанни. Крошка Доррит с радостью проводила бы его туда, просто из любви к нему, а потом вернулась бы одна, втихомолку грустя о милой Англии. Но хотя курьер уехал в свите новобрачной, следующим по ранжиру был камердинер; и очередь никогда не дошла бы до нее, пока можно было нанять провожатого за деньги.
Миссис Дженерал, оставшись вдвоем с Крошкой Доррит, благодушествовала – насколько ей вообще свойственно было это состояние, и когда они выезжали на прогулку в экипаже, нанятом для них на это время, Крошка Доррит иногда выходила из экипажа одна и подолгу бродила среди развалин Древнего Рима. Развалины исполинского амфитеатра, храмов, гробниц, триумфальных арок были для нее не только памятниками седой старины; ей виделись в них развалины тюрьмы Маршалси – руины ее прежней жизни – тени тех, кто когда-то населял эту жизнь, – обломки былых чувств, надежд, радостей и печалей. Два разрушенных мира людских дел и страданий лежали перед девушкой, одиноко приютившейся на какой-нибудь мраморной ступени; и в пустынном безлюдье, под ярко-синим небом они для нее сливались вместе.
Но подходила миссис Дженерал и сразу же обесцвечивала все кругом, как ее самое обесцветили природа и искусство. Она искала везде мистера Юстеса и К°, не желая замечать ничего другого, сыпала цитатами из этого почтенного автора, приправляя их Плющом и Пудингом, выскребала откуда-то высохшие кусочки античности и без зазрения совести глотала их целиком – настоящий вампир в перчатках.
Глава XVI
К новым удачам
Прибыв на Харли-стрит, Кэвендиш-сквер, молодые были встречены мажордомом. Сей великий муж отнесся к событию без особого интереса, но в общем терпимо. Люди должны жениться и выходить замуж, иначе не будет надобности в мажордомах. Как народы существуют, чтобы платить налоги, так и семейные дома существуют, чтобы держать мажордомов. Мажордом мистера Мердла был, по-видимому, глубоко убежден, что природа заботится о продолжении рода богачей ради него и ему подобных.
Ввиду этого он удостоил подъехавшую карету снисходительным взглядом и милостиво распорядился, стоя в дверях, чтобы один из его подчиненных помог снести багаж. Он даже простер свою любезность до того, что лично проводил новобрачную в гостиную к мистеру Мердлу; но это следует рассматривать как дань уважения прекрасному полу (коего он был большим почитателем и даже питал нежные чувства к одной очаровательной герцогине), а отнюдь не как знак служебного усердия.
Мистер Мердл топтался на коврике перед камином в ожидании миссис Спарклер. Приветствуя ее, он так глубоко втянул руку в рукав, что новобрачной пришлось пожать пустой обшлаг, словно она здоровалась с чучелом Гая Фокса. Он слегка прикоснулся губами к ее губам, а затем ухватил себя за запястье и стал пятиться назад, натыкаясь на диваны, столы и стулья, как будто сам себя вел в полицию, твердя: «Шалишь, шалишь, голубчик! Попался, так теперь уж не уйдешь!»
Миссис Спарклер расположилась в отведенных ей апартаментах – уютном гнездышке из пуха, шелка, кретона и тончайшего полотна – с приятным сознанием,